В гостях у турок - Страница 47


К оглавлению

47

— Опять прокуроръ!

— Виноватъ, Степанъ Мефодьичъ. А вѣдь рыбка-то плавала! вдругъ воскликнулъ Николай Ивановичъ, доѣдая скумбрію, и схватился за бутылку шампанскаго. — Вѣдь рыбка-то плавала, а потому и намъ по суху-то нечего бродить. Надо промочить себя.

И онъ принялся разливать шампанское въ бокалы.

— За здоровье дорогой хозяйки! возгласилъ прокуроръ, принимая бокалъ съ виномъ и чокаясь съ Глафирой Семеновной. — Ужасно только мнѣ совѣстно, что я, пользуясь отъ васъ такимъ радушнымъ гостепріимствомъ, не въ состояніи отплатить вамъ тѣмъ-же, ибо сегодня послѣ полудня уѣзжаю.

— Куда? спросилъ Николай Ивановичъ.

— Въ Филипополь. Вѣдь я, кажется, говорилъ вамъ давеча, когда вошелъ, что уѣзжаю къ себѣ въ Филипополь. Да, говорилъ.

— Это когда вы вошли-то? Батюшка! До того-ли мнѣ тогда было, чтобы что нибудь слышать и понимать! Я дрожалъ, какъ осиновый листъ, отвѣчалъ Николай Ивановичъ и спросилъ:- А въ Филипополь по той же дорогѣ, что и въ Константинополь?

— Да какъ-же! Ѣдущимъ въ Константинополь, нельзя миновать Филипополь.

— Вотъ и отлично. Значитъ, послѣ завтрака вмѣстѣ и поѣдемъ. Глафира Семеновна! Слышишь, какая пріятная компанія намъ предстоитъ въ дорогѣ! Не станемъ и мы откладывать нашъ отъѣздъ изъ Софіи. Вѣдь мы здѣсь ужъ все видѣли, что здѣсь есть и что можно видѣть. О, какъ все это хорошо устраивается восторгался Николай Ивановичъ, произнося слова уже нѣсколько заплетающимся отъ выпитаго языкомъ. — Въ дорогу захватимъ винца…

— Вотъ это винцо-то и позвольте мнѣ захватить въ дорогу, сказалъ прокуроръ. — Тогда я буду имѣть хоть маленькую возможность отплатить вамъ за гостепріимство.

— Э, что за счеты! Только-бы было вино, а тамъ чье оно — зачѣмъ разбирать! Братъ славянинъ! Вѣдь рыбка-то плавала! опять воскликнулъ Николай Ивановичъ.

Прокуроръ въ восторгѣ воздѣлъ руки кверху.

— О, русскія присловья, русскія присловья! опять воскликнулъ онъ. — Ну, какъ при нихъ откажешься пить! Они имѣютъ магическое дѣйствіе на волю человѣка! Выпьемте, Николай Ивановичъ! Поднимаю здравицу за единеніе братьевъ славянъ! За тѣсную дружбу!

— Живіо! закричалъ Николай Ивановичъ. — Глаша! Пей!

Глафира Семеновна, смотрѣвшая уже изъ-подлобья на расходившихся мужа и гостя, неохотно взялась за бокалъ. Она не любила, когда мужъ ея бывалъ пьянъ, а теперь отъ выпитаго вина у него уже даже перекосило глаза. Прокуроръ, тоже съ посоловѣвшими глазами, такъ чокнулся съ ней, что даже расплескалъ ея вино, выпилъ до дна и принялся уничтожать совсѣмъ уже остывшій бифштексъ съ солеными оливками.

Николай Ивановичъ вновь разливалъ по бокаламъ вино и восклицалъ:

— За здоровье славянскихъ женщинъ! Живіо!

XXXVI

Въ первомъ часу дня по улицамъ Софіи, по направленію къ желѣзнодорожной станціи, во всю прыть мчались два фаэтона. Въ первомъ изъ нихъ сидѣли Николай Ивановичъ и прокуроръ, во второмъ помѣщалась Глафира Семеновна среди саковъ, корзинокъ, баульчиковъ и подушекъ, завернутыхъ въ пледы. На козлахъ рядомъ съ кучеромъ сидѣлъ усатый молодецъ изъ гостинницы въ фуражкѣ съ надписью «Метрополь». Николай Ивановичъ размахивалъ руками и кричалъ: «Живіо! Да здравствуетъ славянское братство!» Дѣлалъ онъ это при каждой собравшейся кучкѣ народа, попадавшейся имъ по пути, и при этомъ лѣзъ цѣловаться къ прокурору. У нихъ также была кладь: въ ногахъ въ фаэтонѣ стояла плетеная корзинка съ виномъ и закусками, купленными въ гастрономическомъ магазинѣ Панахова.

Но вотъ и станція желѣзной дороги. У подъѣзда съ нимъ подскочило нѣсколько бараньихъ шапокъ и онѣ принялись ихъ высаживать изъ фаэтоновъ. Николай Ивановичъ и имъ закричалъ «живіо» и «да здравствуетъ славянство», а потомъ сталъ раздавать направо и налѣво никелевыя стотинки, нарочно для этого намѣнянныя, говоря:

— Получите по-русски на чай! Получите и помните славянина съ береговъ Волги и Невы!

Стотинки раздавались и извощикамъ, стоявшимъ передъ зданіемъ станціи въ ожиданіи сѣдоковъ. Со всѣхъ сторонъ сыпались благодарности и привѣтствія получившихъ:

— Благодаря, господине! Проштавай! Останете съ здравіе! Благодары!

— Кричите ура! Вотъ вамъ еще на драку! проговорилъ Николай Ивановичъ, обращаясь къ собравшимся извощикамъ и кинулъ имъ горсть стотинокъ на мостовую, но прокуроръ, бывшій менѣе пьянъ, схватилъ его подъ руку и потащилъ въ зданіе станціи.

Глафира Семеновна слѣдовала сзади, чуть не плача, и бормотала по адресу мужа:

— Пьяный безобразникъ! Сѣрый мужикъ! Бахвалъ безстыдный!

Николай Ивановичъ, слыша эти слова, оборачивался къ ней и говорилъ заплетающимся языкомъ:

— Пусть прокуроръ посадитъ меня въ кутузку, если я пьяный безобразникъ! Пусть! А если онъ не сажаетъ, то, стало быть, онъ очень хорошо понимаетъ, что это не безобразіе, а славянское единство. Прокуроръ! Степанъ Мефодьичъ! Вѣдь это славянское единство? Правильно я? — приставалъ онъ къ прокурору.

— Идемте, идемте… Поѣздъ изъ Вѣны въ Константинополь прибылъ уже и надо садиться, а то опоздаемъ! — торопилъ его прокуроръ.

— Нѣтъ, я желаю знать мнѣніе прокурора — славянское это единство или безобразіе? — Прокуроръ! Душка, скажи! — допытывался у прокурора Николай Ивановичъ и воскликнулъ:- Чувствую полное радушіе славянской души и хочу обнять всѣхъ братьевъ, а она: пьяное безобразіе!

Поѣздъ, дѣйствительно, уже пришелъ изъ Вѣны и минутъ черезъ десять долженъ былъ отправиться въ Константинополь, такъ что супруги и прокуроръ еле успѣли, съ помощью проводника изъ гостинницы, купить билеты, сдать свой багажъ и помѣститься въ купэ. Николай Ивановичъ опять сталъ «серебрить» бараньи шапки, принесшія въ купэ подушки и саки. Опять привѣтствія: «благодары», и «останете съ здравіе». Проводнику за его двухдневную службу Николай Ивановичъ далъ двѣ большія серебряныя монеты по пяти левовъ и сказалъ:

47