В гостях у турок - Страница 56

— Ты напрасно разглагольствуешь. Онъ все равно ничего не понимаетъ, замѣтила Глафира Семеновна.

— Про револьверъ-то? О, револьверъ на всѣхъ языкахъ револьверъ. Ву компрене, монсье, револьверъ?

— Revolver? О, c'est ca! воскликнулъ англичанинъ, поднялся, сходилъ къ себѣ въ купэ и принесъ револьверъ, сказавъ: Voila la chose…

— Нѣтъ, нѣтъ, монсье! Бога ради! Же ву при оставьте! Лесе!.. замахала руками Глафира Семеновна и прибавила:- Еще выстрѣлитъ. Не бери, Николай, въ руки, не бери…

— Нѣтъ, онъ все понимаетъ! подмигнулъ Николай Ивановичъ. — Видишь, понялъ и револьверъ принесъ. О, англичане, и не говоря ни на какомъ языкѣ, все отлично понимаютъ! Это народъ — путешественникъ.

Началась ревизія паспортовъ. Вошли два турецкіе жандарма въ фескахъ и русскихъ высокихъ сапогахъ со шпорами и съ ними статскій въ фескѣ и въ очкахъ и начали отбирать паспорты. Поѣздъ продолжалъ стоять. Мальчишка-кофеджи изъ буфета разносилъ на подносѣ черный кофе въ маленькихъ чашечкахъ. Англичанинъ взялъ чашку и подалъ Глафирѣ Семеновнѣ!

— Prenez, madame… C'est bon pour vous… сказалъ онъ и для себя взялъ чашку.

Взялъ чашку и Николай Ивановичъ. Кофе былъ уже настоящій турецкій: съ гущею до половины чашки.

— Пускай этотъ англичанинъ въ нашемъ купэ останется. Я приглашу его… Втроемъ будетъ намъ все таки не такъ страшно этотъ проклятый Черкеской проѣзжать, сказала Глафира Семеновна мужу и стала приглашать англичанина сѣсть. — Пренэ плясъ, монсье, е ресте же ву, же ву занъ при. Черкеской… Воля Черкеской. Е анъ труа все-таки веселѣе. А у васъ револьверъ.

— Oh, madame! Je suis bien aise… поклонился англичанинъ, прижимая револьверъ къ сердцу.

— А вотъ револьверъ мете анъ го, въ сѣтку… указывала она. — Онъ будетъ на всякій случай пуръ Черкеской. Ву конпрене?

Англичанинъ понялъ, поблагодарилъ еще разъ, положилъ револьверъ въ сѣтку и сѣлъ. Съ пришедшимъ за чашками кофеджи началъ онъ расчитываться уже турецкими піастрами, которыхъ у него былъ намѣнянъ цѣлый жилетный карманъ. Николай Ивановичъ вспомнилъ, что у него нѣтъ турецкихъ денегъ, а только болгарскія, и просилъ англичанина размѣнять ему хоть пять левовъ. Англичанинъ тотчасъ-же размѣнялъ ему болгарскую серебряную монету на піастры и на пара, любезно составивъ цѣлую колекцію турецкихъ монетъ.

— Смотри, какой онъ милый! замѣтила мужу Глафира Семеновна и протянула англичанину руку, сказавъ: — Мерси, мерси, анкоръ мерси, пуръ ту мерси… Данке…

Разговаривали они, мѣшая французскія, русскія, англійскія и даже нѣмецкія слова. Николай Ивановичъ разсматривалъ новыя для него турецкія деньги.

На станціи Мустафа-Паша поѣздъ стоялъ долго. Пришли въ вагонъ таможенные сторожа и стали просить себѣ «бакшишъ», то есть на чай. Англичанинъ и Николай Ивановичъ дали имъ по мелкой монетѣ. Жандармъ, принесшій въ вагонъ возвратить паспорты, тоже умильно посматривалъ и переминался съ ноги на ногу. Дали и ему бакшишъ. Англичанинъ при этомъ, осклабясь насколько могъ при своемъ серьезномъ лицѣ, разсказывалъ супругамъ, что Турція такая ужъ страна, что въ ней на каждомъ шагу нужно давать бакшишъ.

— Манже — бакшишъ, буаръ — бакшищъ, дормиръ — бакшишъ, марше — бакшишъ, партиръ — бакшишъ, муриръ — оси бакшишъ! сказалъ онъ въ заключеніе.

Наконецъ поѣздъ медленно тронулся со станціи.

XLIII

Глафира Семеновна очень плохо объяснялась по-французски и знала, какъ она выражалась, только комнатныя слова, англичанинъ говорилъ еще того плоше, но они разговаривали и какъ-то понимали другъ друга. Онъ понялъ, что его приглашаютъ остаться въ купэ, боясь проѣзжать по такому опасному участку, какъ Адріанополь-Черкеской, гдѣ нѣсколько разъ случались нападенія на поѣзда спускающихся съ горъ разбойниковъ, и остался въ купэ супруговъ, перенеся съ собой кое-какія свои вещи и, между прочимъ, два подсвѣчника со свѣчами. Сначала онъ считалъ супруговъ за болгаръ и, вынувъ изъ сакъ-вояжа какой-то спутникъ съ словаремъ, началъ задавать имъ вопросы по-болгарски, но Глафяра Семеновна сказала ему, что они русскіе, «рюссъ».

— А, рюссъ? Ессъ, ессъ, рюссъ… спохватился онъ, указывая на большія подушки супруговъ, какъ атрибуты русскихъ путешественниковъ, хорошо извѣстныя всѣмъ часто проѣзжающимъ по заграничнымъ дорогамъ. — Рюссъ де Моску, повторилъ онъ, досталъ вторую книжку и сталъ задавать уже вопросы по русски.

Русскій языкъ этотъ, однако, былъ таковъ, что ни Глафира Семеновна, ни Николай Ивановичъ не понимали изъ него ни слова.

— Лессе… Будемъ говорить лучше такъ… Парлонъ франсе… отстранила Глафира Семеновна его книжку съ русскими вопросами, написанными латинскими буквами, и англичанинъ согласился.

Кое-какъ могъ онъ объяснить смѣсью словъ разныхъ европейскихъ языковъ, что ѣдетъ онъ теперь въ Константинополь, а оттуда въ русскій Крымъ, что онъ археологъ любитель и путешествуетъ съ цѣлью покупки древнихъ вещей.

Онъ вынулъ изъ сакъ-вояжа и показалъ супругамъ древнюю православную маленькую икону съ серебрянымъ вѣнчикомъ, которую онъ купилъ въ Софіи у старьевщика, мѣдную кадильницу, въ сущности особенной древностью не отличающуюся, кипарисный крестъ, тоже въ серебряной оправѣ, нѣсколько византійскихъ монетъ императора Феодосія и лоскутокъ старой парчи. Что нельзя купить, съ того онъ проситъ снять фотографію, для чего онъ возитъ съ собой моментальный фотографическій аппаратъ.

Разговаривая такъ, они проѣхали маленькую станцію Кадикіой и остановились у платформы станціи Адріанополь.

— Ну, теперь нужно держать ухо востро! сказала мужу Глафира Семеновна, нѣсколько измѣнившись въ лицѣ. — Самое опасное мѣсто начинается. Адріанополь, а послѣ него черезъ нѣсколько станцій и проклятая станція Черкеской…