В гостях у турок - Страница 67

— Да брось пожалуйста… Ну, что ты какъ маленькій… Отпусти его… Мнѣ надо переодѣваться, раздражительно проговорила Глафира Семеновна.

— А вотъ попрошу у него спичекъ. Пойметъ, тогда и конецъ. Кибритъ? Есть кибритъ? задалъ турку еще вопросъ Николай Ивановичъ и досталъ папироску.

Турокъ подбѣжалъ къ столу, на которомъ стояли спички, чиркнулъ одну изъ нихъ о спичечницу и поднесъ ему огня.

— Шюкиръ, поблагодарилъ его Николай Ивановичъ, закуривъ папироску, сунулъ ему въ руку монету въ два піастра и махнулъ рукой, чтобы онъ уходилъ,

Получивъ неожиданный бакшишъ, турокъ просіялъ, забормоталъ что-то по-турецки, сталъ прикладывать ладони къ сердцу и задомъ вышелъ изъ комнаты.

— Какой забавный старикъ! сказалъ ему вслѣдъ Николай Ивановичъ и прибавилъ:- Ну, теперь я вижу, что съ этой книжкой турки будутъ меня понимать.

Супруги стали оріентироваться въ комнатѣ. Двѣ кровати были на вѣнскій манеръ, желѣзныя, съ простеганнымъ пуховиком-ъодѣяломъ и все это, вмѣстѣ съ подушками, было прикрыто простымъ турецкимъ ковромъ. Мебель была также вѣнская, гнутаго дерева, но съ мягкими сидѣньями. Комната была съ балкономъ. Супруги вышли на балконъ. Балконъ выходилъ въ какой-то запущенный садъ, обнесенный рѣшеткой, за которой шла улица, и по ней тащился вагонъ конно-желѣзной дороги. Влѣво виднѣлась голубая полоска воды Золотаго Рога. Въ саду бродили и лежали сотни собакъ, пріютившись подъ кипарисовыми деревьями. Тутъ были и старые ободранные псы, угрюмо смотрящіе на веселыхъ подростковъ-щенковъ, затѣявшихъ веселую игру другъ съ другомъ, были и матери съ маленькими щенками, лежащія въ выкопанныхъ ямахъ. Всѣ собаки были одной породы, нѣсколько смахивающей на нашихъ сѣверныхъ лаекъ, но менѣе ихъ пушистыя и съ менѣе стоячими ушами и всѣ одной масти — желто-бурыя.

— Несчастныя… проговорила Глафира Семеновна мужу. — Вѣдь, поди, голодныя… И смотри, сколько изъ нихъ хромаетъ! А вонъ и совсѣмъ собака безъ ноги. Только на трехъ ногахъ… Въ особенности вотъ тѣхъ, которыя со щенками, жалко. Надо будетъ ихъ покормить. У меня осталось нѣсколько хлѣба и колбасы… Есть сыръ засохшій.

Она сходила въ комнату, вынесла оттуда дорожную корзинку и начала изъ нея выкидывать въ садъ все съѣстное.

Собаки всполошились и бросились хватать выброшенные куски. Хватали и тащили прочь. Но вотъ на одинъ кусокъ бросилось нѣсколько собакъ и началась свалка. Пискъ, визгъ, грызня… Сильныя одолѣли слабыхъ, завладѣли кусками, а слабыя, хромая отъ только что нанесенныхъ поврежденій въ дракѣ, стали отходить отъ нихъ.

Въ дверь стучали. Глафира Семеновна услыхала стукъ съ балкона, вошла въ комнату и крикнула: «антрэ!»

Вошли два лакея-фрачника съ мельхіоровыми подносами, торжественно державшіе ихъ на плечѣ, и опустили на столъ. На одномъ подносѣ стояли миніатюрныя двѣ чашечки изъ тонкаго фарфора, два миніатюрные мельхіоровые чайника, два такія-же блюдечка съ вареньемъ, два съ медомъ, блюдцо, переполненное сахаромъ, масло и булки. На другомъ лежали на двухъ блюдечкахъ англійскіе сандвичи и буше съ мясомъ и сыромъ, и помѣщались флаконъ съ коньякомъ, двѣ маленькія рюмки и разрѣзанный пополамъ лимонъ. Увидавъ все это, Глафира Семеновна поморщилась, пожала плечами и крикнула мужу на балконъ:

— Николай! Иди и пей англійскую ваксу чайными ложечками. Чай подали по англійски!

— Да что ты! вбѣжалъ въ комнату Николай Ивановичъ, увидалъ поданное, всплеснулъ руками и воскликнулъ:- Ахъ, Европа, Европа! Не понимаетъ она русскаго чаепитія! Кипятку, мерзавцы, подали словно украли! Тутъ вѣдь и на одинъ стаканъ не хватитъ. Вытаскивай скорѣй изъ корзинки нашъ металлическій чайникъ и дай имъ, чтобы намъ въ немъ принесли кипятку.

— Да ты посмотри, чашки-то какія принесли! Вѣдь это для куколъ и для канареекъ. Изъ такой чашки только канарейкѣ напиться. Какъ ты будешь пить?

— Требуй большіе стаканы! Глясъ, глясъ… Гранъ глясъ… кричалъ Николай Ивановичъ лакеямъ.- Te а ля рюсъ, а не те англе.

Глафира Семеновна достала свой дорожный чайникъ и стала объяснять прислугѣ по-французски, что ей и ея мужу нужно для чаепитія.

LII

Супруги Ивановы не успѣли еще и чаю напиться, Глафира Семеновна только еще умывалась, сидѣла въ юбкѣ и ночной кофточкѣ и утиралась полотенцемъ, какъ вдругъ раздался стукъ въ дверь и возгласъ Адольфа Нюренберга: — Все устроено! Можно ѣхать на Селамликъ! Готовы-ли вы? Экипажъ стоитъ у подъѣзда.

— Какъ: готовы? жена еще не одѣта, а я даже и не умывался, отвѣчалъ Николай Ивановичъ.

— Ахъ, Боже мой! Да вѣдь мы опоздаемъ и вы не увидите ни парада, ни султана! Въ одиннадцать часовъ будутъ закрыты всѣ улицы, ведущія къ мечети, а ужъ теперь половина одиннадцатаго. Намъ полчаса ѣхать. Торопитесь пожалуйста. Иначе прощай Селамликъ! Прощай падишахъ!

— Да что-жъ вы не сказали, что надо торопиться! Даже не пришли къ намъ давеча въ номеръ.

— Помилуйте, я побѣжалъ, бѣшанаго собака, чтобы достать для васъ пропускъ. Взялъ экипажъ — лошади идутъ, какъ стараго черепахи, пересѣлъ на другой. Бакшишъ направо, бакшишъ налѣво… Консула дома нѣтъ — я къ вице-консулу… Не пускаютъ. Бакшишъ швейцару, бакшишъ прислугѣ… Умоляю его, чтобы выдалъ билетъ. Далъ записку въ канцелярію. Я опять къ консулу. О, только Адольфъ Нюренбергъ и можетъ кататься колесомъ и кувыркаться въ воздухъ! Пожалуйста торопитесь, господинъ Ивановъ! Пожалуйста торопитесь, мадамъ! А то прощай Селамликъ!

— Да я сейчасъ, сейчасъ… суетилась Глафира Семеновна, застегивая на себѣ корсетъ. — Послушайте, Афанасій Ивановичъ, какъ одѣться? Откуда мы будемъ смотрѣть на церемонію?